Наши способы пережить травму принимают порой удивительные очертания. Они одновременно одинаковы, словно существуют в рамках нескольких шаблонов, и в то же время уникальны.«Моя темная Ванесса» наверное каждого зацепит чем-то своим. Кого-то заденут отношения девочки и взрослого. Кто-то впечатлится свершившимся насилием. Для кого-то отзовется болью близорукость и беспомощность родителей, не уследивших за приходом беды в жизнь ребенка. Кому-то покажется особо важной деструкция взрослой героини, как способ переживания травмы. Каждому свое. Меня же полоснуло узнаванием на той страстной маниакальной жажде героини быть любимой и особенной. Мой грех, моя боль, моя темная печаль – желание нравится всем без разбора, быть не такой как все и не стоять за ценой, когда приходит время платить по этим психологическим счетам. Мы не знаем, что сделало Ванессу такой уязвимой перед Стрейном. Благополучная семья и собака, высокий интеллект, талант, никаких скелетов в шкафах – ничто не указывало на то, что именно она попадет в эту ловушку, ничто вроде бы не делало ее подходящей жертвой. Как и я, оглядываясь в свое детство, не вижу причин так остро нуждаться в любви. Но в итоге мы имеем то, что имеем…
Чтение «Моей темной Ванессы» нельзя назвать легким или приятным. Это тяжелое и мрачно занятие. Меня раздражало все – наивность Ванессы-девочки и упертость Ванессы-женщины, скользкость Стрейна-совратителя и жалкость Стрейна-старика, и даже устоявший на грани Генри не вызывает симпатии. И это ювелирное книжное (в смысле посредством книг) совращение бесило тем, что словно кидало тень на мое обычное общение с миром и людьми через прочитанное. Хотя стоит ли удивляться последнему? Убивает не револьвер, а человек, который стреляет. И развращают не книги и не чтение, а те, кто используют это в своих манипуляциях.
Важна и тема, которую, на мой взгляд, не обошла автор – это размытость границ и, нет, не между злом и добром, с этим мы хоть как-то интуитивно справляемся. Это скорее про зыбкость и непонимание того влияния, что мы оказываем на жизни других людей. Нам не дано предугадать как отзовется и слово, и комментарий в соцсети, и взгляд, и поступок, и правда сказанная не вовремя, и ложь, и зло, и добро. И это пугает, если в это всматриваться. Смутно все и с границами взросления. Безусловно три года между пятнадцатью и восемнадцатью – это вечность, но никто же не считает, что ровно в день своего совершеннолетия мы вдруг, раз, и становимся взрослыми.
Тема подросткового мировосприятия вообще давно меня волнует, может быть в силу того, что многие знаковые события моей жизни приходятся именно на этот период.
"По его словам, пятнадцать лет – странный возраст, настоящий парадокс. Он говорил, что человек никогда не ведет себя так смело, как в расцвете юности, из-за того, как в этом возрасте работает мозг. В подростках податливость сочетается с самонадеянностью.
- Сейчас, - сказал он, - в пятнадцать лет, ты скорее всего, кажешься себе старше, чем будешь казаться в восемнадцать или двадцать"
Сыграла в книге свою роль и набоковская «Лолита». Мне даже жаль, что я читала ее в такой далекой юности, что почти не помню. У меня есть три не разгрызаемых гранита русской литературы – Лесков, Набоков и Бродский – три глыбы, к которым я все не рискнуть прикоснуться. А еще, я поняла, что совсем слабо знаю английскую классическую литературу и надо бы наверстать. Но это так, к слову.
Читала, что у многих вызвала отторжение как бы оправдывающая Стрейна позиция Ванессы взрослой. Но мне кажется ничто так откровенно и щемяще не объясняет это как следующая цитата: "Я не могу лишиться того, за что так долго держалась. Понимаете? Мне просто действительно нужно, чтобы это было историей любви. Понимаете? Мне правда-правда это нужно. Потому что если это не история любви, то что?"
Как чудовищно узнаваемо признать, что не можешь перестать видеть ошибку, как нечто иное. Просто потому, что иначе рухнет все остальное, взращенное на этом клочке, всё, что составляет твою жизнь. Мощнейший инсайт, который может дать психотерапия.
Повторюсь, это трудная книга, но мне кажется она очень и очень важна для прочтения. Не только потому, что историй детского сексуального и психологического насилия много больше, чем принято признавать, но и потому, что даже по счастью не имея такого опыта можно многое другое узнать и понять о себе. А надо ли это? О! Это частое возражение, которое я слышу против психотерапии, мол, я знаю, что в моей жизни был такой или сякой травмирующий случай, ну и зачем это ворошить, было и было. Мне кажется надо. Не потому, что это модно, искать в прошлом травмы и упиваться ими, совсем нет. Это надо, чтобы наконец-то прожить это и пойти дальше, как бы банально это не звучало.
Помнится «Маленькая жизнь» Янагихары у многих пробила барьеры и вызвала желание поделиться личным опытом. Меня накрыло на «Ванессе». Так что закончу еще одной историей. В самый первый визит психиатр спросила, как часто я думаю о смерти, и я привычно и бравурно отрапортовала, что в моих детстве и юности было столько смертей, что у меня пожизненный иммунитет к этой теме. Тогда она посмотрела на меня странно – грустно и сочувственно, и заметила, что такой опыт дает не иммунитет, а уязвимость. И сейчас я вынуждена признать, что она была права.
И возвращаясь к «Моей темной Ванессе», могу сказать, что ее стоит прочитать хотя бы ради того, чтобы через ее призму взглянуть на свою собственную травму (а она есть у каждого, увы, именно это нас делает нами) и честно ответить себе на вопрос, а не является ли вся моя сегодняшняя жизнь, боль, неустроенность моим ответом на эту травму? И возможно, желание что-то изменить к лучшему стоит начать с осмысления того, что было?
